Золото - Глава 11 - Аносов: повесть о русском металлурге
Первое золото в Златоустовском округе было открыто в 1799 году на дачах Миасского завода. Неподалеку от Миасса обнаружили несколько золотосодержащих жил. Затем в разное время стали разрабатывать золотые пески, но они оказались весьма бедными, добыча их требовала очень большого труда и расходов. Прииски забросили как безнадежные. Однако спустя некоторое время из Петербурга поступило распоряжение возобновить добычу золота в районе Златоуста. Особое внимание приказано было обратить на прииски, в свое время открытые бывшим тогда директором Департамента горных и соляных дел Мечниковым.
Так начался второй период развития Миасского золотопромышленного района. В течение 1823 года из песков удалось промыть около 13 пудов золота, в следующем, 1824, году дело пошло еще лучше.
В скором времени по обоим берегам речки Ташка-турган (притока Миасса) одну за другой открыли богатые золотые россыпи. Были случаи, когда из 100 пудов песка извлекали до пуда золота, большая часть его заключалась в крупных кусках. Нашли несколько самородков весом от 9 до 20 фунтов. Из уст в уста передавался рассказ о найденном 24 марта 1826 года в полуверсте к северо-востоку от жильного месторождения самородке весом в 24 фунта 68 золотников. Так называемые Царевониколаевские россыпи в среднем давали по 15 золотников золота на 100 пудов песка, что было невиданным богатством. Когда Аносов стал начальником горного округа, перед ним поставили задачу — всеми средствами стараться увеличить добычу золота. Из года в год Златоустовский горный округ давал золота больше, чем назначалось Горным департаментом.
При Аносове был открыт новый, Андреевский, рудник, лежавший отдельно от прочих золотых приисков, между Миасским и Кыштымским заводами, в пятидесяти верстах от первого. Мысль послать туда поисковую партию у Аносова возникла после того, как он установил сходство пород окрестных гор с породами, найденными в россыпях других золотых рудников округа.
Поиски увенчались успехом, и вскоре был обнаружен богатый золотосодержащий пласт. До этого открытие золотых россыпей носило случайный характер. Золотоискатели больше полагались на счастливый случай, чем на какие-либо научные прогнозы.
Стали поговаривать даже о том, что Аносов якобы обладает «чудодейственным зерцалом», в котором видит, что делается в глубинах земных недр.
Золота между тем требовалось все больше и больше. Министр финансов «нажимал» на ученый комитет горных инженеров. Тогда-то и обратили внимание на то, что методы промывки золота из песков недостаточно совершенны и поэтому извлекается далеко не все золото. В комитете долго судили да рядили, кому же поручить усовершенствование этого дела, пока не выдвинули кандидатуру Аносова.
Получив распоряжение комитета, Аносов составил подробную программу опытов. Ее очень скоро утвердили, и Аносову приказано было «привесть программу в исполнение с донесением о последствии сих опытов».
Прежде всего Аносов задался целью установить, от чего зависят потери золота и как их устранить. В этих целях он взял из Николае-Алексеевского рудника 10 тысяч пудов золотых песков и обработал равные партии его различными способами. При промывке на грохотах с корытами на каждые 100 пудов песка приходилось 31,125 доли золота; при промывке на ручном вашгерде было получено 42 доли. А при обработке песков амальгамацией выход составил 2 золотника и 8 долей, то есть в семь раз больше, чем при обычной промывке. Кроме того, обработка тем же методом, то есть амальгамацией, полученных после промывки откидных песков дала еще по 42,6 доли на 100 пудов.
Наконец, небольшую массу песка — всего 10 фунтов — измельчили, растворили в царской водке и золото стали осаждать железным купоросом. Опыт этот повторили много раз, результат получался почти одинаковый— свыше 47 золотников золота на 100 пудов.
Аносов убедился, что при существовавших тогда методах промывки золотых песков из них извлекали в сто тридцать один раз меньше металла, чем его фактически содержалось в песках.
Аносов не мог ограничиться только констатацией этого факта. Он поставил перед собой задачу найти совершенно новые пути извлечения золота из песков. Аносов предложил оригинальный метод снижения потерь золота при обработке золотоносных пород — плавку песков с высоким содержанием золота. Существо предложенного им метода заключалось в восстановлении окислов железа и получении чугуна. Золото при этом переходило в чугун и могло быть извлечено при помощи серной кислоты. Этот способ был проверен сначала в небольших масштабах, в тиглях, с использованием в качестве восстановителя угольного порошка, а затем стали плавить пески в шахтной медеплавильной печи и в доменной печи.
Опытные плавки дзли самые отрадные результаты: выход золота при проплавке песков в тиглях был в сто раз выше, в шахтных медеплавильных печах — в восемьдесят семь раз, а в доменных печах — в двадцать восемь раз, чем если бы то же золото промывалось обычным способом.
Опыты эти Аносов проводил в начале 1837 года. Первое сообщение о них он отправил в Петербург 20 марта, а через семь дней фельдъегерь доставил в Петербург второй рапорт. К нему был приложен журнал плавки золотосодержащих песков в доменной печи, производившейся между 18 и 25 марта 1837 года.
«В дополнение к представлению от 20 марта № 2031,— писал Аносов,— имею честь донести, что опыты по сплавлению золотосодержащих песков мною приведены уже к окончанию».
Материалы, представленные Аносовым, рассматривались самым спешным образом. Несмотря на пред-пасхальное время, созвали заседание ученого совета корпуса горных инженеров. Доклад «о последствиях производимых господином Аносовым опытов над обработкою золотосодержащих песков» делал Чевкин.
«Сей способ,— докладывал он собранию,— уже в началах и существе своем весьма важен и принадлежит к числу самых счастливых и богатейших последствиями открытий в области горнозаводского производства. Господину Аносову исключительно принадлежит честь совершить важный переворот в золотом производстве и разлить новый свет на эту отрасль промышленности. Самая простота процесса ручается за его совершенство и выгоды, которые от него проистекать должны».
«Если по способу полковника Аносова,— продолжал докладчик,— можно будет в валовом производстве извлекать хотя в 20 раз более золота из песков против промывки, то представляются неисчислимые выгоды».
28 апреля 1837 года ученый комитет принял обширное решение. Комитет нашел полезным продолжать опыты, Аносову предложили составить экономический расчет. Полученные образцы золотистого чугуна и шлака передали на анализ в лаборатории Горного департамента.
Горным начальникам — екатеринбургскому, гороблагодатскому, богословскому и колывано-воскресенскому — предписали произвести плавки в доменных, медеплавильных и среброплавильных печах...
Как видим, события развернулись с быстротой, совершенно необычной для бюрократической машины Николая I.
Да это и понятно: пахло золотом.
Об опытах Аносова доложили царю.
«Полковник Аносов, известный своими познаниями в горном деле и усовершенствованиями по разным частям онаго,— писал в записке на имя царя министр финансов,— продолжал с усердием возложенные на него опыты, достиг, наконец, до совершенно нового способа обработки золотосодержащих песков, состоящего в проплавке их на чугун и в извлечении из онаго золота химическими средствами... Главноуправляющий, приказав полковнику Аносову продолжать в большом размере начатые им с таким успехом опыты для достижения окончательных результатов, имеет счастие предварительно довести до высочайшего сведения о сем событии... А как полковник Аносов должен будет по окончании опытов прибыть для личных объяснений в С.-Петербург, то по недостаточному его состоянию Главноуправляющий осмеливается испрашивать Вашего... соизволения о выдаче Аносову на путевые расходы четырех тысяч рублей из государственного казначейства».
На этой записке царь написал: «Согласен. Мне любопытно знать подробное сие производство. 30 апреля 1837 г.».
Однако Аносов выехал в Петербург не в 1837 году, а тремя годами позже, и попал он туда не как триумфатор, а почти на положении подследственного. Это время было для Аносова весьма трудным и тревожным.
Началось с того, что в связи с предстоявшей поездкой на Урал наследника и назначением главным начальником заводов хребта Уральского генерал-лейтенанта В. А. Глинки Аносову предложили повременить с приездом в Петербург.
Аносов продолжал опыты. В апреле он вел плавки на Миасском заводе в шахтной печи. Журнал этих опытов доставили в Петербург.
Ознакомившись с ним, министр финансов писал Аносову:
«Объявляю вам мою просьбу и мое приказание обратить на сие дело вообще неусыпное ваше внимание, донося почаще об успехах ваших действий».
Предложенный Аносовым метод вызвал большой интерес разных кругов как внутри страны, так и за границей. В «С.-Петербургской коммерческой газете» от 26 мая 1837 года появилась статья, в которой подробно рассматривались богатейшие возможности, открывающиеся в добыче золота.
В ученый комитет корпуса горных инженеров поступил ряд откликов сведущих в этой области лип: барона Мейендорфа, бывшего профессора горного училища в царстве Польском, в то время состоявшего генеральным интендантом при Монетном дворе Пуша, и многих других.
И царь не забыл о начинании Аносова, на докладной записке о добыче золота и платины за первую половину 1837 года он написал: «...имеется ли успех испытанию аносовской методы?»
Это заставило министра финансов разразиться новыми предписаниями начальникам горных округов:
«...все донесения по сему предмету присылать сверх главного начальника ко мне, на мое имя, в собственные руки... С первою отходящей почтой прислать ответные донесения о полученных предписаниях».
Указание о проведении опытных плавок золотосодержащих песков встречено было в горных округах с большим удивлением. Конечно, начальники округов поспешили уведомить, что они немедленно приступят к «начатию опытов». Так сообщал горный начальник Екатеринбургских заводов подполковник Чебаевский. В том же уверял министра горный начальник Колы-вано-Воскресенских заводов полковник Злобин и другие, но они это делали без особого рвения, и результат получался совсем не такой, какой ожидался.
К тому времени в Екатеринбург прибыл новый начальник заводов хребта Уральского генерал-лейтенант Владимир Александрович Глинка.
Он был участником ученого совета корпуса горных инженеров, на котором метод Аносова получил блистательную оценку. Казалось бы, кто-кто, а Глинка должен был бы помочь Аносову довести дело до благополучного конца.
Случилось, однако, иное: под влиянием Чебаевско-го и других горных офицеров Екатеринбурга, давно уже весьма неприязненно относившихся к Аносову, считавших его выскочкой и попросту завидовавших его славе, Глинка решительно изменил свою позицию и начал действовать против Аносова.
12 июля 1837 года он объявил: «...по важности дела я сам ныне отправляюсь в Златоуст и когда будет происходить химическое разложение чугуна, буду при том присутствовать».
Это было началом конца дела, затеянного Аносовым.
Подготовка к новым опытам прошла в большой спешке. Состав песков предварительно не был проверен, плавки велись без контроля, шлаки выпускали когда кому вздумается, все делалось иначе, чем при первых опытах, Аносова фактически отстранили от дела.
Глинка и Чебаевский всем своим поведением показывали, что дни пребывания Аносова на посту начальника горного округа сочтены. Они открыто поддерживали слухи о том, что Аносов сознательно ввел царя в заблуждение и за это ему придется расплатиться. Поговаривали даже о военном суде.
Как и следовало ожидать, опыты окончились безрезультатно. Аносов отказался подписать «журнал действий комиссии», так как действия были нарочитс рассчитаны на то, чтобы дискредитировать его метод. Глинка был взбешен, но заставить Аносова подписать акт он не мог. Не помогли ни угрозы, ни обещания постараться загладить «последствия» дела.
Аносов не собирался сдаваться. Об этом говорит сохранившееся в архивах собственноручное письмо Аносова, адресованное в Горный департамент генерал-майору Ковалевскому. Письмо написано наспех, очень нервным почерком, с помарками, некоторые слова нельзя разобрать, но смысл достаточно ясен.
«Милостивый государь Евграф Петрович! — пишет Аносов.— Долгом поставляю довесть до сведения Вашего превосходительства, что бывшая здесь комиссия на плавке песков... занятия свои окончила с неблагоприятным для меня результатом... Главное состоит в том, что она начала свои действия прежде, нежели в успехе окончить опыт (неразборчивые слова)... Но этот опыт нисколько не лишает меня уверенности в успехе...» Письмо датировано 26 августа 1837 года.
В этот день Глинка покинул Златоуст.
Владыка Урала был очень осторожен и отнюдь не спешил с отправкой в Петербург «журнала действий комиссии». То обстоятельство, что Аносов отказался подписать «журнал», поставило его в тупик. «А вдруг дело повернется в пользу Аносова?!» Сам Глинка ведь ровным счетом ничего не смыслил в этом деле.
Прошло больше месяца. Из Петербурга запрашивали, каковы результаты действий комиссии. Дальше откладывать ответ нельзя было. В один день — 2 октября — Глинка направил в Петербург два рапорта. Первый отражал колебания Глинки: «... в чугуне золота,— писал он,— вовсе не найдено... несмотря однако ж на такие последствия, полковник Аносов старается совершенствовать плавку песков». Дальше Глинка обращал внимание на большие расходы, вызываемые опытами, и испрашивал разрешения «приостановить дело».
Во втором рапорте, написанном спустя всего несколько часов, Глинка стал решительнее, он писал: «Удобства плавки чугуном на песке не подтвердились».
Что могло измениться за несколько часов? Почему так спешил Глинка?
На докладе Департамента горных и соляных дел есть следующая резолюция министра финансов: «...дело сие, очевидно, начато с хвоста и все сии донесения оставляют во мне грустное впечатление на счет наших горных начальников, коим я, невежа, должен был указать путь. Возможно ли, чтобы с рассудком начать плавку, не испытав наперед назначенные к плавке пески кислотами для узнания истинного содержания золота».
Между тем Аносов, вопреки запрету Глинки, продолжал опыты.
«Сии опыты, лично мною произведенные, не оставляют ни малейшего сомнения в угораемости золота, а для удостоверения, осталась ли хоть часть золота в шлаках, сии подвергнуты испытанию как мокрым, так и сухим путем; о последствиях буду иметь честь донести особо»,— писал Аносов 13 ноября.
Ему снова удалось извлечь золото из чугуна, и он прислал его в Монетный двор. «Горный начальник Златоустовских заводов,— сообщает директор Монетного двора,— представил пять пакетов с золотом, полученным при опытах над плавкою песков в малом виде в тиглях и в шахтной печи...» (декабрь 1837 года).
Но приговор уже вынесен. Вельможа Глинка сильнее Аносова. Горный департамент решает прекратить опыты, а министр финансов на его докладной записке начертал: «Согласен».
Так бесславно закончились опыты с «золотистым чугуном». А о том, насколько оно было перспективным, свидетельствует жадный интерес к нему за границей. Генерал-майор Альденгонд писал из Парижа, что «вся ученая Европа» заинтересована опытами Аносова, многие французские химики изъявили желание продолжить их. Альденгонд просил «пожертвовать» французским химикам некоторое количество песков. «То пожертвование,— указывалось в письме,— могло бы иметь самые полезные последствия, потому что химики... Франции люди искусные и имеют в своих руках все лучшие средства».
Спустя год прибыл запрос из Египта — вести об аносовских опытах дошли и до египетского паши.
Но в России, видно, решили прочно «забыть» об этом.
Неожиданно через два с лишним года Аносову предложили прибыть «для личных объяснений в Петербург».
Приказ об увольнении Аносова в служебную командировку в Санкт-Петербург, подписанный Глинкой, сформулирован в строгих тонах. На поездку ему дали весьма краткий срок — двадцать восемь дней, оговорено было, что Аносов несет полную ответственность за все, что произойдет в округе в его отсутствие.
Все это могло навести на мысль, что Аносов в чем-то проштрафился. На деле же за ним не числилось никаких проступков. И хотя опыты с золотосодержащими песками Аносов был вынужден все же прекратить, в Петербург он ехал не с пустыми руками, а с новыми, еще большими достижениями.
Закончен был труд о булатах. На производстве удалось достигнуть новых успехов. 1840 год дал рекордную за все годы добычу золота — 76 пудов! Перед самым отъездом Аносова были найдены новые месторождения золота на Андреевском руднике, или, как его стали называть после новых открытий, «Андреевской золотоносной дистанции». Там очень скоро открылся новый, весьма богатый по содержанию металла золотосодержащий пласт.
Из добытых на этом пласте 92 625 пудов цельных песков в течение одного месяца извлекли 2 иуда 29 фунтов золота, или 11 золотников со 100 пудов песка.
В россыпи оказались самородки от 2,5 до 6,5 фунта. Попадались куски талькового сланца с вкрапленным в него золотом. Три куска золота, лежавшего гнездами в красной охре, весом в 2 фунта 60 золотников, 2 фунта 10 золотников и в 42 золотника, Аносов взял с собой. Он отвез их в музеум Горного института, в который был преобразован Горный кадетский корпус.
С горечью узнал Аносов о том, зачем он понадобился в Петербурге. К нему, автору столь многообещающего и сознательно забытого проекта плавки золотосодержащих песков, теперь сочли возможным обратиться вновь, когда встал вопрос об усовершенствовании промывки золота.
...Об отношении к П. П. Аносову чинов, которым доверено было управление горным делом, занимавших руководящие посты в Петербурге и Екатеринбурге, можно было бы написать очень много. Оно было крайне переменчивым. Когда возникала необходимость в безотлагательном выполнении разных поручений, в осуществлении тех или иных опытов, вспоминали об Аносове: «он за все возьмется, он все сделает». Минует надобность — и о нем забудут, или того хуже, начнутся придирки по мелочам.
Только-только стараниями чиновников из Екатеринбурга было похоронено дело о плавке золотосодержащих чугунов — это несмотря на интерес, проявленный к этому делу, самого императора Николая I и на надежды, которые возлагал на это дело министр финансов Канкрин,— и вновь вспомнили об Аносове.
Совершенно неожиданно в конце 1840 года (27 декабря) Павлу Петровичу Аносову был присвоен чин генерал-майора с оставлением в должности горного начальника Златоустовских заводов.
1840 год был для Аносова очень трудным. Он только что окончил свой труд «О булатах», реконструировал на новой технической основе ряд производств на заводах округа, вводил в употребление новые минералы, освобождая страну от ввоза, он проявлял заботу об улучшении жизни и быта рабочих. Теперь вновь получает указание, уже непосредственно из Петербурга,— изыскать все средства к повышению добычи золота на Урале.
...Стояли жгучие морозы, и промывка золота в это время полностью приостановилась. Предпринять что-нибудь до весны было практически невозможно. Но надолго откладывать дело было нельзя. Российская империя нуждалась в золоте.
Аносов придерживался твердого правила: чтобы улучшить какой-либо процесс или создать новый, надо детально и всесторонне изучить существующий. И вот летом 1841 года Аносов обосновался в Миассе. В Златоусте и на других заводах он в то лето бывал только наездом. Дела на оружейной фабрике были налажены, все шло точно размеренным темпом и по установленным правилам. На производстве царил порядок, персонал приучен был к рачительному ведению хозяйства. Аносов мог целиком заняться делами на золотых приисках, вернее на золотопромывальной фабрике.
Аносов нашел себе тут такого же помощника, каким в плавильне являлся сталевар Швецов. То был золотопромывалыцик Фомин. Аносов стал наведываться к нему на фабрику и долгие часы простаивал около него, наблюдая за промывкой песков. Часто Фомин при помощи лопатки очищал бочку, в которой растирался песок.
— Для чего это делаешь? — спросил его Аносов.
— Ваше превосходительство,— ответил Фомин,— золото ведь пропадает, никакой растирки не получается.
— А почему же не получается?
— Если позволите, могу сказать, ваше...
— Обязательно скажи, затем и разговор ведем.
— Вот видите,— стал указывать Фомин,— бочка вертится, а какой из этого толк? Нам чего требуется? Растереть каждую песчинку, отделить кварц от золота. А от этого верчения ничего путного не получается. Какие песчинки разобьются, а какие еще плотнее собьются. Вот и выходит, что золото с песком уходит.
— Так. Что же ты на этот счет думаешь?
— Надо бы, чтобы не бочка вертелась, а песчинки. Тогда они и разобьются и золотишко отмыть сможем. Может, мое понятие и неправильное...
— Значит, говоришь, чтобы не бочка вертелась, а пески?
— Вот именно...
Подробно и всесторонне изучив процесс промывки золотых песков, Павел Петрович пришел к мысли сконструировать новый золотопромывальный агрегат, более производительный и экономичный, такой, который мог бы обеспечить больший выход золота.
Сначала Аносов сформулировал основные принципы, на которых должна быть построена новая машина. Вот они:
«...протирка песков должна производиться с расчетом, чтобы каждая частица золота была отделена от глины;
для скорейшей и легчайшей растирки приводить в движение самые пески, а не сосуд, в котором они находятся;
привести пески в движение с наименьшей силой — уменьшить сопротивление песков;
промыть наибольшее количество песков определенной мерой воды, для чего необходимо, чтобы пески оставались как можно долее в соприкосновении с одной и той же водой, а не переменной; при этом условии будет достигнута надлежащая жидкость песков, что необходимо для наибольшего выделения из них золота.
Чтобы не расходовать напрасно воды, достигнуть положения, чтобы гальки выходили из работы по мере того, как они начисто отмыты.
Уменьшение массы песков, проходящих по корыту, будет способствовать уменьшению потери золота».
Золотопромывальная машина Аносова состояла из двух батарей, каждая из которых имела четыре плоские чугунные чаши разных размеров. Эти чаши были расположены так, что пески с водой могли переходить из одной в другую. Батареи имели отсадочные корыта с граблями. Весь этот механизм действовал от паровой машины.
Применение паровой машины, протирка песков в чашах и отбор галек из промежуточных чаш обеспечили возможность промывки на одной «мельнице» от 16 тысяч до 18 тысяч пудов песка в сутки и привели к значительному снижению потерь золота. Новый агрегат имел по сравнению с прежними орудиями добычи золота и ряд других преимуществ. В откидных песках оставалось в пять раз меньше золота, чем прежде.
Золотопромывальная машина, или, как ее называл сам Аносов, мельница, действовала безостановочно в течение десяти часов, то есть целую смену. Применявшиеся же ранее машины приходилось останавливать каждые три часа для споласкивания шлихов *, на что уходило около полутора часов. Промывка 100 пудов песка на новой машине обходилась около 15 копеек, а на старых грохотах и механических приводах — больше 20 копеек.
Золотопромывальная мельница была описана в «Горном журнале» лишь в 1846 году, хотя она была построена за пять лет до этого.
И еще одно важное усовершенствование ввел П. П. Аносов на золотых приисках— перевозку песков на промывальную фабрику по чугунной дороге, или ко-лесопроводу. Специально сконструированные тележки передвигались по рельсам. В каждой такой тележке помещалось по 200 пудов. За рабочую смену (10,5 часа) на двух тележках двумя лошадьми на расстояние 480 сажен (1 километр) перевозилось 2800 пудов, или 1400 пудов (24 тонны) на каждую лошадь. Благодаря этому потребность в лошадях по сравнению с прежними методами перевозки сократилась больше чем на 200 голов.
Таким образом, и в добыче золота Аносов показал себя как смелый новатор и недюжинный организатор. Все, что делалось для улучшения добычи золота до Аносова, было полумерами. Не оправдало себя нехитрое изобретение предшественника Аносова — Ахте. Его так называемая золотопромывальная машина на самом деле была лишь неким подобием машины. Она состояла из двух железных бочек с отверстиями и граблями, приводимыми в движение водяным колесом. Подобного рода машина, как указывал Аносов, не могла улучшить самой промывки, а именно в этом состояла главная задача.
Как только в «Горном журнале» появилась первая заметка о сконструированной П. П. Аносовым золото-промывальной мельнице, из разных стран посыпались запросы о высылке чертежей, о разрешении познакомиться с действием ее.
Египетский паша Мухамед-Али обратился к русскому правительству с просьбой прислать в Египет опытного офицера корпуса горных инженеров и нескольких горных мастеров для устройства и руководства разработками золотых россыпей, открытых в Верхнем Египте. Русское правительство отказало в посылке в Египет инженеров, но согласилось допустить на свои золотые промыслы и взять на обучение египетских инженеров.
Мухамед-Али прислал двух инженеров — Али-Мо-гамеда и Дашури. Они прибыли на Урал, работали на Миасских промыслах, где и познакомились с аносов-ской золотопромывальной машиной. Сопровождал их Егор Петрович Ковалевский, инспектор главного начальника заводов хребта Уральского.
В ответ на повторные ходатайства Мухамеда-Али русское правительство через несколько лет все же отправило экспедицию в Египет. Ее возглавлял тот же Ковалевский, бывший одно время помощником начальника Златоустовского горного округа. С Ковалевским был командирован мастер-штейгер Бородин и известный нам золотопромывальщик Фомин. От Русского географического общества в экспедиции участвовал ботаник Ценковский. В разных странах стали строить золотопромывальные машины аносовского типа. Только в России о них вспомнили спустя шесть-семь лет.
А между тем Аносов был занят поисками новых месторождений золота. Он решил разработать ложе реки Ташкатурган, по берегам которой расположены были Царевоалександровская и Царевониколаевская россыпи. Дно этой речки на значительном расстоянии было уже вынуто и промыто, нетронутым оставался лишь участок, занятый самой промывальной фабрикой. Аносов приказал ее разобрать, так как центр добычи золота передвинулся и фабрику надо было перенести на новое место.
Всеми работами ведал инженер-поручик Шуман, но и Аносов обещал приехать туда.
Дойдя до фундамента фабрики, золотоискатели встретили необыкновенно богатое золотом гнездо: из 1 пуда песка получилось до 70 золотников. Однако гнездо было небольшим: шириной около 12 вершков, толщиной не более 2—2,5 вершка.
Об этом Шуман известил Аносова, и тот хотел было немедленно выехать на место. Погода, однако, была такая ненастная, что добраться до Миасса не было никакой возможности.
Павел Петрович сидел в своей гостиной, рассматривал свежие петербургские журналы, вся семья его была в сборе. Старшему сыну Александру уже минуло 10 лет. Услышав, что отец собирается ехать в Миасс, мальчик стал просить, чтобы и его взяли с собой.
— Видишь, сам не могу выехать! — с досадой говорил Павел Петрович.— Установится погода, тогда и поедем. Пора привыкать тебе к горному делу. Хочешь горняком стать?
— Обязательно, буду золото искать.
В это время вошел слуга и доложил, что из Миасса прибыл вестовой со срочным пакетом.
— Как из Миасса? — взволновался Аносов.— Как же он добрался? Немедленно зовите сюда.
Вестовой стоял уже в дверях. Аносов взял из его рук пакет за сургучными печатями.
— От инженер-поручика Шумана.
Аносов вскрыл пакет и прочел наспех написанный рапорт. В нем сообщалось, что утром 26 октября 1842 года под самым углом золотопромывальной фабрики, в 17 саженях от плотины рудничного пруда, на глубине в 4,5 аршина от земной поверхности, на плотном диорите найден огромнейший самородок. Он весь был покрыт глиной, которую стали обколачивать молотком, но обколотить ее не удалось и, вероятно, придется варить в щелоке. По взвешивании в самородке оказалось свыше 2 пудов 10 фунтов. Надо полагать, сообщал Шуман, что глины на нем осталось еще до 2—3 фунтов.
Пока Аносов читал рапорт, в гостиной стояла тишина. Все поняли, что случилось что-то очень важное. Аносов побледнел, с минуту молчал, потом спросил:
— Как же ты-то добрался?
— Поручик Шуман приказал выехать нам четверым. Ехали по двое с факелами. И рапорта два послал, на всякий случай, если один пропадет. Мы и добрались.
— Стало быть, можно проехать?
— Никак нет, ваше превосходительство.
К Аносову подошла жена. Она положила ему руку на плечо и мягко спросила:
— Что случилось, Павел? Ты так расстроен... Тут только он опомнился:
— Ты меня прости, дорогая. Я забылся и не сказал вам о важном событии. Найден самородок весом по-боле двух пудов. Насколько я осведомлен, это первый такой самородок в мире.
Второй рапорт доставили только к утру. На следующий день погода улучшилась, и Аносов смог выехать в Миасс.
Самородок выварили в щелоке, вытерли медной проволочной щеткой. Веса в нем оказалось 2 пуда 7 фунтов 92 золотника.
Это действительно был самый крупный самородок золота в мире. Он имел форму прямоугольного треугольника. Длина его боков составляла 15, 13 и 10 дюймов.
На другой день слиток доставили в Златоуст на склад золота. Впереди запряженной тройкой повозки, на которой стоял ящик со слитком, ехали казаки с длинными пиками. Они удаляли с дороги всех встречных. За казаками следовал конвой солдат с заряженными ружьями и штыками наголо. За повозкой — снова конвой. Шествие замыкал взвод казаков.
Так обычно транспортировалось золото в Златоуст, в горный округ. Отсюда оно два раза в год отправлялось в Екатеринбург, а затем — в Петербург.
Аносов приказал снять точную модель со слитка-гиганта и оставить ее в заводском музее.
Добыча золота совсем не случайно так возросла с тех пор, как Аносов стал начальником горного округа. И это несмотря на то, что самые богатые пески из Царевониколаевской и Царевоалександровской россыпей были сняты еще тогда, когда округ возглавляли Татаринов и Ахте. Аносову оставалось только дорабатывать эти россыпи. Он нашел Андреевскую россыпь, а потом, когда и она иссякла, обнаружил еще более богатые россыпи.
Аносов умел искать и находить золото, умел и добывать его из песков. Из таких же песков, из которых его соседи получали 25 — 30 долей на 100 пудов, он ухитрялся извлекать много больше.
В бытность Аносова начальником горного округа Миасские золотые промыслы заняли ведущее положение на Урале и во всей России. А за все время управления Аносовым Златоустовским округом промыслы дали 790 пудов 20 фунтов чистого золота.
Материал взят из книги: Пешкин, И.С. Аносов: Биогр. повесть о рус. металлурге. - Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1987. - 207с.