Таганай в Эрмитаже
В апреле 1825 года Горному начальнику Златоустовских заводов С. П. Татаринову пришло письмо от его екатеринбургского коллеги. Начальник Екатеринбургских заводов писал о том, что «по предписанию Его Сиятельства господина Управляющего кабинетом Его императорского Величества отправляется ныне от Екатеринбургской гранильной фабрики в Оренбургскую губернию партия мастеровых под присмотром и распоряжением Берггешворена 12-го класса Пономарёва для разработки и добычи разного рода камней, как то: малинового агата, яшм: полосатой, ямской, ланшафтовидной, ушкульской, калканской и авантюрина (выделено мной — А. К.), потребных гранильной фабрике на производство вещей» [ЗГАО, ф. И-19, оп.1 д. 463]. А далее в письме излагалась просьба снабдить поисковую партию Пономарёва необходимым инструментом и припасами с отнесением расходов на счет гранильной фабрики. Спустя две недели, в Златоуст из Екатеринбурга поступило ещё одно письмо, в котором Горный начальник Екатеринбургских заводов просил выделить Пономарёву необходимые денежные средства (за последующим возмещением Екатеринбургской гранильной фабрикой) в случае, если он «встретит недостаток отпущенных ему на расходы денег».
Все просьбы Екатеринбурга были выполнены: 12 мая 1825 года Миасской заводской конторе было дано предписание снабдить партию Пономарёва всем необходимым, а 13 июля Главная контора Златоустовских заводов разрешила выдать Пономарёву при надобности до 1000 рублей денег (сумма по тем временам очень значительная — А. К.).
Здесь уместно сказать о том, что руководитель поисковой партии Пономарев работал на Горнощитском мраморном заводе, который официально относился к Екатеринбургской гранильной фабрике. В своем деле берг-гешворен был отнюдь не новичком — в 1817 году он, будучи ещё шихтмейстером 14-го класса, вел поиск и добычу самоцветных и цветных камней в районах Мурзинки и Шайтанки (знаменитые месторождения самоцветов в 95—100 км к С.-С.-З. от Екатеринбурга). По всей видимости, в 1825 году партия под руководством Пономарева, в основном, работала в районе Миасса и южнее, отыскивая образцы яшм. Более подробной информации об этой партии в Златоустовском архиве мне, к сожаленью, отыскать не удалось. Но есть некоторые косвенные свидетельства. Напомню, что среди прочих цветных камней, которые должна была искать эта партия, упоминается и авантюрин. А теперь посмотрим, что писал в «Горном журнале» (в пятой книжке за 1826 год) его корреспондент из Златоуста Павел Аносов:
Из Таганайского авантурина делают различные весьма красивые вещи, как, например, вазы и проч.
Авантурины, найденные в прошедшем году (выделено мной — А. К.) по своему приятному цвету, превосходному мерцанию и по величине могут почитаться счастливою находкою. Из них начальство Екатеринбургской гранильной фабрики предположило сделать большие вазы (очевидно, что здесь речь идёт именно о будущей эрмитажной вазе и её копии, поскольку авантюриновые вазы больших размеров изготавливались на фабрике только раз за всю её историю. — А. К.).
Аносов пишет — «найденные в прошедшем году». Его статья опубликована в мае 1826 года, следовательно, «в прошедшем году» должно относиться к событиям 1825 года, когда в Златоустовском горном округе и работала партия Пономарева, имевшая в числе прочего и задание на добычу хороших образцов авантюрина. Очевидно, что именно эта партия и отыскала столь примечательные образцы авантюрина, что о них даже упомянул П. П. Аносов в довольно специальной статье, озаглавленной «Геогностические наблюдения над Уральскими горами, лежащими в округе Златоустовских заводов».
Замечу, что берг-гешворен Пономарев, по всей вероятности, получил от руководства гранильной фабрики довольно точные указания по поиску авантюрина, поскольку авантюриновые глыбы доставлялись в Екатеринбург уже несколько ранее, как об этом уже говорилось выше.
К сожалению, в доступных мне архивных документах не удалось найти точных габаритов найденных в 1825 году авантюриновых глыб, однако, их можно приблизительно реконструировать, исходя из размеров готовых изделий. Как показывают сделанные мной расчеты, самая крупная глыба авантюрина могла быть размерами 2,7х2,7 м и толщиной около 0,6 м. Её объем составил бы тогда 4,4 кубометра, а масса — около 12 тонн (750 пудов). Доставить на место обработки такой «образец» было достаточно сложно с технической стороны дела. В качестве примера для сравнения можно привести историю о том, как доставлялась 1200-пудовая яшмовая глыба для изготовления гигантской вазы эллиптической формы (ваза делалась на Колыванской фабрике и ныне хранится в Эрмитаже). Во время следования сухим путем эту глыбу везли от 120 до 160 лошадей. Следовательно, и таганайскую авантюриновую глыбу весом в 750 пудов могли везти не менее 80 лошадей. Подобные грузы в те времена транспортировались, как правило, зимним путем на специально изготовленных санях.
Из найденных в 1825 году на Таганае глыб авантюрина на Екатеринбургской гранильной фабрике была сделана колоссальная ваза, ставшая одним из лучших изделий из авантюрина, сделанных здесь. Размеры этой вазы поражают — диаметр чаши 246 см, высота вазы вместе с ножкой 146 см, полный вес порядка 250 пудов (свыше 4 тонн).
Обработка этой вазы сопровождалась большими трудностями. Первоначально вручную была сделана грубая отделка. Затем ваза была установлена в специальном помещении на т. н. «круглом ходу», т. е. на особом приспособлении, позволявшем придать чаше идеальную круглую форму. Тело вазы (верхняя ее часть, которую можно назвать чашей) и ножка изготавливалась отдельно. Ваза из таганайского авантюрина была изготовлена по рисунку известного в те годы архитектора и художника, знатока камнерезного искусства Ивана Ивановича Гальберга (1778—1863). Непосредственно же созданием этой вазы, как и многих других уникальных изделий, руководил потомственный уральский камнерез Гаврила Фирсович Налимов (1807—1867), прекрасно знавший технологию обработки различных цветных камней.
Работа над авантюриновой вазой продолжалась несколько лет и завершилась только в 1842 году. Встал вопрос о перевозке уникального изделия в Петербург, поскольку ваза предназначалась для Нового Эрмитажа (строился в 1838—1852 гг. по проекту архитектора Л. фон Кленце). Хотя после обработки в отходы ушло около 85 % первоначальной глыбы, вес чаши оставался весьма большим — 100 пудов. Чтобы обеспечить полную сохранность чаши. Была изготовлена специальная укупорка, весившая сама 50 пудов. Следует вспомнить и о ножке чаши, хотя там проблем с сохранностью было чуть меньше. Поэтому и было решено доставлять чашу в столицу водным путем, с караваном по Чусовой, Каме, Волге, Мариинской водной системе… Сотни верст проплыл караван, а вместе с ним и авантюриновая ваза — маленький осколочек Большого Таганая! Но сразу до Петербурга чаша добраться не смогла — Ладожский канал закрылся льдом, и караван встал на зимовку на реке Волхове в ста с небольшим верстах от Петербурга. И только 21 мая 1843 года колоссальная авантюриновая ваза была доставлена в столицу. Было решено её «поместить в бельэтаже Эрмитажа в 1-м зале для медалей». Но установили вазу на предназначенное ей место не сразу, а после того, как крепость балок перекрытия была испытана большими грузами. Вот так и оказался в Петербурге небольшой кусочек нашего Таганая, совершив сначала путешествие с юга на север (из Златоуста в Екатеринбург), а затем с востока на запад (из Екатеринбурга в Петербург).
Известный знаток декоративно-прикладного искусства Урала Б. В. Павловский так описывает чашу из таганайского авантюрина [Павловский Б. В. Декоративно-прикладное искусство промышленного Урала. — М.: Искусство, 1975]:
Круглое плоское тело чаши лишено рельефных украшений, только по низу его идут выпуклые ложки. Правда, ножка вазы резная, но перехват и поясок из прямоугольников — незначительного рельефа и выделяются из общей массы ножки очень слабо, не играя значительной декоративной роли. Таким образом, главное внимание обращено на общую выдержанность камня, подбор камня, полировку.
Диаметр чаши намного превышает ее высоту. Хорошо найденное отношение диаметра чаши к высоте, простота и ясность форм придают ей подлинную монументальность.
При внимательном изучении можно увидеть разницу в подборе камня для самой чаши и ножки. Ножка более груба по цвету. Она охристо-золотистого тона со значительным количеством прожилок; чаша же из другого цвета камня: в ней большое место занимают мягко разлившиеся молочно-розовые пятна, очень красивые по тону, иногда переходящие в чисто-белый, иногда — в красноватый.
Эти молочно-розовые и бело-опаловые тона благодаря полировке особенно красивы.
Как уже говорилось копия авантюриновой эрмитажной вазы высотой 125 см хранится в Павловском музее-дворце под Петербургом.
В книге учёных-минералов Г. Л. И С. Ф. Ахметовых [Ахметова Г. Л., Ахметов С. Ф. От авантюрина до яшмы. — М.: Знание, 1990] мне встретилось упоминание о том, что в Эрмитаже хранятся и другие изделия из авантюрина — вазы, столы и проч. Эти же авторы говорят о том, что известному немецкому естествоиспытателю Александру Гумбольдту была преподнесена большая ваза из авантюрина за научные исследования в России (напомню, что Александр Гумбольдт совершил путешествие в Россию в 1829 году, побывав конце августа—начале сентября в Миассе и Златоусте). Вполне вероятно, что большинство этих вещей, а возможно, и все они, сделаны из таганайского авантюрина — таганаита. А иными словами — из златоустовского златоискра!