В огне под Сталинградом
Слышу ли я слово «война», пишу ли его в стихах, произношу ли в разговоре, передо мной встают они, мои сверстники, мои фронтовые товарищи, вразброс упавшие на землю и не вставшие с неё. Сегодня я хочу рассказать о двоих из многих.
Наш стрелковый полк располагался у станции Котлубань, в тридцати километрах от Сталинграда. После тяжёлых боёв он был порядком измотан и ждал подкрепления. Несколько дней назад немецкие самолёты разбомбили тут железнодорожный эшелон с пшеницей. Дым от горящего зерна застревал в горле, наши шинели и шапки пропахли гарью. Горел наш хлеб, хлеб, которому не было цены. По другую сторону станции —выведенные из строя немецкие танки. В них-то и посадили фашисты снайперов, которые при любой возможности стреляли в наших солдат.
В полдень командир разведроты лейтенант Скворцов вызвал к себе Николая Желтова, Василия Окунева и меня. Задание — уничтожить «кукушек».
Вечером, когда уже совсем стемнело, навстречу мокрому снегу, пронизывающему ветру и неизвестности, имея при себе по ножу, автомату и по две гранаты, мы отправились на выполнение задания.
Идти врозь нельзя, передвигаться надо по-пластунски. Чтобы зайти «кукушкам» в тыл, необходимо преодолеть не менее двух километров песчаной местности.
У первого танка передохнули, прислушались: немцы о чём-то разговаривали, смеялись. Первым в люк бросился Окунев, за ним — Желтов. Я остался для прикрытия. Два чужеземца были взяты без шума. Связанные ремнями, обезумевшие от неожиданности, лежали они у собственного танка. Охранять их согласился Окунев.
Подползти ко второму танку было сложнее: он стоял на горке. Висящие в небо ракеты могли осветить нас и выдать.
Подождав, пока потухнут ракеты, Желтов быстро подобрался к смотровому отверстию и, всунув в него дуло автомата, дал две очереди. Крик, стон… и всё стихло. Я вскочил на танк и прихлопнул люк.
Теперь нужно было пробираться обратно и как можно быстрее. Со стороны немцев изредка трещали автоматы и по-прежнему вспыхивали ракеты. Сколько было времена, мы не знали. Холодный песок, перемешанный с ветром и снегом, замедлял наше движение. Да ещё пленные «кукушки», которых приходилось тащить волоком.
Только под утро мы добрались до своей части. Сдав немцев лейтенанту Скворцову, мы принялись за гречневую кашу. Я смотрел на своих друзей и думал: этих ребят не забуду никогда.
Нам предстоял бой, атака, в которой мы должны будем взять в кольцо вклинившихся в наши позиции немцев. В ту ночь мы были вместе последний раз.
По ракетному сигналу Желтов побежал впереди меня, Окунев справа. Я видел, как Николай взмахнул руками, опустив автомат, упал. Поравнявшись с ним, я наклонился. Открытые глаза смотрели на продымленное небо. Я приподнял его. Кровь расплывалась на сером сукне шинели. Я поцеловал его в ещё тёплые губы и кинулся вперёд. Бросил одну, другую гранату, пустил в ход автомат. Едкий дым застилал глаза. Вдруг почувствовал резкую боль в ноге. Разорвавшийся рядом снаряд оглушил меня. Когда открыл глаза, увидел Окунева. Он кричал: «Жить надо. Илюша, жить!» Опираясь на локти, хотел подняться, но не смог…
Очнувшись на шестые сутки в сарае, на соломе, на станции Серебряково, где помещался санбат, я в первую очередь спросил: «Окунев здесь?» Подошедшая сансестра сказала: «Он умер сегодня ночью от тяжелого ранения в голову».
Рядом со мной лежал солдат, всё лицо его, кроме глаз и рта, было забинтовано. Он смотрел в дощатый потолок сарая и молчал. Свет «буржуйки» вырвал из полумглы лицо врача, который сказал: «Наступление наших войск на Сталинград успешно продолжается». Глаза солдата заулыбались.
И. Шевяков, ветеран войны.
Из газеты «Златоустовский рабочий», 9 мая 1975 г.
Шевяков Илья Христофорович, 1914 г. р., призван Златоустовским ГВК в августе 1942 г., старший сержант. Умер в Златоусте 25.02.1992 г.
Из Златоустовской Книги Памяти.