В первом прокатном
В 1932 году восемнадцатилетним парнем после окончания металлургического техникума в городе Алчевске (ныне Коммунарск), приехал я на Златоустовский металлургический завод. Двадцать пять лет проработал в прокатных цехах завода и больше всего — в первом прокатном, пройдя путь от сменного плановика до начальника цеха.
Войну встретил в должности заместителя начальника цеха по адъюстажу. С началом войны многих рабочих призвали в армию, цех перевели на 12-часовую двухсменную работу. Плохо было с питанием, не было табака и папирос, что особенно переживали курильщики. В мое распоряжение выделялось 100 пачек табака по 200 г в пачке для премирования рабочих за хорошую работу. Раздавали его два раза в месяц, тем, кто выполнял нормы свыше 200 процентов. Те, кто был не курящим становились курящими.
Следующий этап в работе адъюстажа была работа с заключёнными. Их приводили в цех под конвоем. Работали они по 12 часов, их обували, одевали во все новое и тёплое, а норма хлеба устанавливалась от выработки. Кто выполнял норму, получал 600 г хлеба в сутки, за 200 процентов выполнения нормы — 800 г, за 300 процентов — 1200 г. Работали они хорошо. С ними надо было проводить собрания и также нацеливать на разгром фашистов. Собрания проводили в ИТК-1, расположенной на 6-м участке в недостроенном здании профтехучилища. Мне запомнилась, во-первых, чистота и порядок в камерах: пол надраен до блеска, койки заправлены, все единодушно клеймили Гитлера и его свору. Сидели они за мелкие преступления, убийц и рецидивистов среди них не было, чувствовался патриотизм и желание отдать все силы для разгрома врага. Многих из них освобождали по истечению срока заключения, и они приходили в цех вольнонаемными работать обрубщиками.
В помощь работать на адъюстаже присылали вместо ушедших на фронт пожилых узбеков. Сначала мы не понимали, почему их сразу не посылали на фронт, поработав некоторое время, убедились, что они совершенно не приспособлены ни к какой производительной деятельности, а воевать им не позволял преклонный возраст. Ходили на работу узбеки в халатах и чалмах. По-русски понимали плохо. Пневматический молоток для них была вещь непостижимая и все попытки научить пользоваться этим инструментом заканчивались неудачей. На рабочем месте они садились в кружок и о чём-то долго говорили, поднимали руки вверх, и мы думали, что они молятся. В результате после многочисленных попыток приобщить их к труду, вынуждены были от них отказаться.
Работа шла очень напряженно и директор завода М. Ф. Крамер перевёл на казарменное положение ряд начальников цехов и их заместителей. По прокатному цеху № 1 на казарменное положение были переведены начальник цеха М. И. Лобарев, я — его заместитель по адъюстажу, и начальник адъюстажа В. Е. Зитев. Нам поставили койки в кабинетах, расположенных в бытовых помещениях цеха, где мы могли отдохнуть, а остальное время часов около 18 часов в сутки надо было быть непосредственно на рабочих местах, уходить домой запрещалось. Питались в цеховой столовой довольно скудно и за шесть месяцев основательно вымотались.
В один из дней меня подобрали в штабелях металла склада медленного охлаждения и в обморочном состоянии доставили в здравпункт. После медицинского осмотра дали заключение: «Общее истощение — дистрофия, каверны в верхушках обеих лёгких». Вид лечения — усиленное питание. Пролежал дома около месяца, распродал всё своё движимое имущество, чтобы по рыночным ценам покупать молоко, масло, мясо. Через месяц вышел на работу. Казарменное положение за это время было отменено, но всё равно домой приходилось уходить только ночевать.
Снова на завод приезжал И. Ф. Тевосян, уже будучи наркомом чёрной металлургии. Он обошёл все участки цеха, разговаривал с рабочими, просил, чтобы ещё немного поднатужились. «Разгромим Гитлера — будет легче», так просто и доходчиво объяснял рабочим на адъюстаже. Он провёл партийно-хозяйственный актив и сделал много для улучшения питания на заводе, а это было одним из главных. Теплотехник прокатного цеха № 1 тов. Ковалев с трибуны актива благодарил тов. Тевосяна И. Ф. за оказанную помощь и заключил свое выступление словами: «Приезжайте на завод чаще, а если не сможете по занятости приехать, то шлите телеграмму, что приедете. От одного такого известия на заводе работать будет легче».
В цехе в одном из пролетов адъюстажа, так называемого зачистного пролёта № 4 монтировался прокатный стан «280», эвакуированный с завода «Днепроспецсталь». Вместе со станом приехали несколько рабочих, ранее работавших на этом стане. Они помогали его монтировать на новом месте и осваивать новое производство. Монтаж оборудования стана «280» начался в апреле 1942 года, а 26 июля этого же года он прокатал первую заготовку. На стан пришла молодежь из ФЗО. Комсомольско-молодёжные бригады задали тон в социалистическом соревновании. В историю стана вошли вальцовщики тт. Верушкин, Зубков, Антошкин, Дашкевич, Страшников, Воронин.
«Всё для фронта — все для победы» — под этим призывом трудился коллектив цеха. Незабываемыми были встречи с бойцами и офицерами Действующей армии. Перед нами выступали: боец-пулемётчик — Герой Советского Союза, девушка-снайпер, лейтенант, командовавший ротой. В военной форме, при орденах и медалях. А Героя Советского Союза рабочие видели впервые. Все они рассказывали, как били фашистов. Рассказы производили неизгладимое впечатление на слушателей. Прошло почти сорок лет, а передо мной и сейчас стоят одухотворённые лица этих трёх бойцов — защитников Родины. Слушая их рассказ, женщины плакали, а наши трудности отступали на второй план. Многие изъявляли желание идти добровольцами на фронт, но им пришлось разъяснить, что победа над врагом не может быть без самоотверженной работы в тылу.
Рабочие цеха, а мне повседневно приходилось сталкиваться с адъюстажем, работали на пределе своих возможностей. На это влияло, в том числе и плохое питание. Были введены в столовой обеды усиленные, назывались они «обед вальцовщика». В меню этого обеда входило первое блюдо с мясом и второе мясное блюдо. Для военного времени это была роскошь. Выдавали по банке в месяц американской тушенки и яичный порошок, назывался он «меланж». Усиленные продукты давались за перевыполнение норм выработки, но их всё равно не хватало.
На помощь приходило «слово». Никогда там много не приходилось говорить с людьми после и до войны, как в тяжёлые военные годы. Надо было каждому рабочему от старшего до рядового разъяснить трудности обстановки, убедить, что только победа над фашистами может облегчить положение, другого выхода нет. Только самоотверженный труд в тылу принесет победу и на фронте.
Особенно воодушевляли людей победные сводки с фронтов. Я убедился на практике, как много значило общение с рабочими и беседы на темы дня. Когда на какой-то чистке металла или смене оказывался провал, то причину искали в первую очередь в том, что с людьми не поговорили, недостаточно поработали с каждым.
Был на 1-й чистке рабочий обрубщик П. П. Филатов, работал он плохо, настроение у него было прямо-таки не соответствующее текущему моменту, а совсем наоборот, хоть бери его за руки и выводи подальше от коллектива, дабы его взгляды не передались другим. А работать он мог, физически был здоров. Я задался целью переубедить его отсталые взгляды на жизнь, побывал у него дома. Трудные были у нас с ним беседы. Но постепенно он начал «оттаивать», а однажды заявил, что и он может дать 500 процентов нормы и представьте себе — дал. На его примере развернули широкую гласную агитацию: на доске Почёта поместили его портрет, в газете — статью. Его труд стали ставить в пример другим. Вскоре на примере Филатова мы учили остальных, сам он перестал говорить непотребное, лицо из озлобленного, хмурого, стало улыбчивым. Работал он самоотверженно, перевыполнение нормы у него вошло в систему, о нём заговорили не только в цехе, но и на заводе, про него написали в заводской многотиражной газете и городской, наградили Почётной грамотой.
В золотой фонд тружеников адъюстажа вошли десятки рабочих. Хочется сказать тёплые слова об обрубщике Антоне Мироновиче Глотине. Он выступал на оперативках и собраниях с призывом работать лучше, опыт своей работы передавал товарищам и буквально был вожаком бригады, впоследствии его выдвинули бригадиром, а затем мастером в смену. Где бы он ни работал, его бригада и смена была лучшей. Я также побывал у него дома. Был он многосемейным. Жена и дети воспитывались, учились и работали по примеру отца. А вот когда я спросил его: «Читает ли он газеты, и какую последнюю картину смотрел в кинотеатре», то он чистосердечно признался: «Газет не читаю, в кино ещё ни разу не был, всё некогда, вот разобьем фашистов, тогда и пойду в кино». Все-таки я с товарищами буквально затащил его в кинотеатр. Он был очень удивлен, кино ему понравилось, жалел, что много упустил и с тех пор выписал газеты и даже стал коллективно посещать кинотеатр.
После этого случая с «кино» организовали показ картин в Красном уголке цеха через узкоплёночный аппарат. Несмотря на усталость после 12-часовой работы, картины в цехе стали пользоваться популярностью и многие их смотрели, правда, иной раз во время сеанса засыпали.
Тяжёлое воспоминание оставил о себе в военные годы директор завода Михаил Филиппович Крамер. Его эвакуировали с украинского завода «Днепродзержинск». В своей работе он пользовался правилом «кнута и пряника», но с точки зрения многих руководителей цеха, завода и моей лично авторитетом не пользовался. Так, например, используя возможность давать усиленное питание инженерно-техническим работникам и рабочим, использовал этот стимул в личных целях, что многим бросалось в глаза. Был груб и при встречах старался оскорбить человеческое достоинство. Свой режим работы строил таким образом, что днём отдыхал, а в кабинет приходил в час ночи, просматривал рапорта о работе и начинал вызывать из дома руководителей, допустивших невыполнение плана и заданий. А руководители за день и вечер и так уже вымотались. Ругался он площадным матом, его любимыми выражениями были: «сгною в тюрьме», «пойдёшь в штрафную», «уморю с голоду». Но шла война, его терпели, в конце войны он был вызван на коллегию Наркомата и снят с работы. Директором завода был назначен Михаил Андреевич Перцев, оставивший о себе добрую славу.
Помимо работы в цехе по выполнению плана мы старались помочь фронту и материально: перечисляли в фонд обороны подписку на государственный заем, организовывали сбор тёплых вещёй, отправляли посылки в армию. Я послал зимнее полупальто из цигейки (овчина снаружи и внутри), валенки. Несмотря на дефицит табака, в каждую посылку вкладывали пачку махорки или лёгкого табака и конечно тёплое письмо бойцу, в чей адрес попадет посылка. Были письма из армии, в которых нас благодарили, мы их читали рабочим.
В 1944 году в феврале меня назначили заместителем начальника цеха по производству. Прокатные станы, в том числе блюминг работали с перебоями: простаивали из-за отсутствия топочного мазута, электроэнергии, необходимого количества слитков. Тем не менее, все три стана «900», «750», «280» годовой план перевыполнили. Сказался самоотверженный труд рабочих, мастеров.
Хочется вспомнить тёплым словом мастеров А. В. Павлушина, Л. Ф. Хардина, Ф. Ф. Липского, М. Н. Акшинцева, Н. Е. Курдюмова; операторов П. В. Шатаева и А. Ф. Аристова; сварщиков И. А. Воронова и Гаврилюка.
Мастера военного времени! Кроме руководства сменой они личным примером воодушевляли рабочих. Вспоминается, как мастер стана «750» И. Е. Курдюков стоит у печи и всю смену кантует заготовку в ней. Оказывается, заболели канавщики и не вышли на работу.
Ф. Ф. Липский на ремонте стана, как правило, работал сам на перевалке прокатных валков, установке арматуры. Делал он эту работу лучше становых рабочих, а рабочим, глядя на мастера, неудобно было стоять или отлынивать от работы, и они тоже старались сократить ремонт. Сам Липский был из белорусских крестьян, могучего сложения. Однажды на него упала скоба, с помощью которой мостовым краном транспортируется мульда. Я был очевидцем этого случая. Подбегаю к месту происшествия, а Липский уже поднялся и смотрит на скобу, способную насмерть убить человека. Спрашиваю: «Что случилось, почему скоба упала?» Он смеётся и говорит: «Да вот, смотрю, не погнулась ли скоба». Спрашиваю: «Да как спина, как самочувствие?» Отвечает: «Всё хорошо, после работы попарюсь в бане».
Начальником смены работал инженер Семен Илларионович Бескоравайный, его энергии я всегда завидовал, он успевал везде, а когда на уборке горячего металла на блюминге не хватало рабочих, он становился с крючком в руках и убирал со шлепперов металл.
Рабочих в войну хронически не хватало, многие были в армии, их заменяли женщины, самоотверженно работая на всех участках. Работали они на клеймлении горячего металла, порезанного на ножницах блюминга, при окружающей температуре до 100 градусов. Мужчины на этой работе вообще не выдерживали, и в летнее время стоять рядом с клеймилыциками было невозможно. То же было и с крановщицами мостовых кранов на уборке горячего металла — выдержать поток горячего воздуха, поднимающегося вверх, могли только они — женщины. Кондиционеров в то время на кранах не было.
Много женщин работало и на адъюстаже обрубщиками на пневматических молотках. Обрубщица Никифорова была награждена орденом Трудового Красного Знамени.
На адъюстаже для зачистки металла от поверхностных дефектов стали применять подвесные наждачные станки. Работать на них было тяжело. Начали работать также женщины. Впоследствии работа стала считаться женской, и мужчины на неё не хотели поступать.
На работе наждачницей прославилась Зина Фетисова. Она перевыполняла нормы выработки на 200—300 процентов. Она первой стала работать на двух наждачных станках, и по ней равнялись остальные наждачники.
И. Демьянов, ветеран труда.
Из книги «Златоуст — фронту», 1-е изд., 2000 г.