Военфельдшер

Осенью 1944 года войска 3-го Белорусского фронта перешли в наступление, прорвали приграничный укрепленный район противника и вступили в Восточную Пруссию. В ходе операции предстояло овладеть районом Кенигсберга.

В состав наступающих войск входил 740-й стрелковый полк 217-й стрелковой дивизии. В нём, в санитарной роте служила Клава Бисерова, военфельдшер из Златоуста. Санитарная рота не отрывалась от своих частей, располагаясь в трех километрах от передовой во втором эшелоне и представляла собой парусиновый лагерь с двумя—тремя блиндажами и открытыми щелями в земле для укрытия от бомбежек.

В стандартной палатке размещалось четыре топчана, два операционных стола, несколько скамеек, печка, на которой постоянно что-то кипело: то чай, то медицинские инструменты. Задняя стенка палатки была забита медикаментами, бинтами, ватой, индивидуальными пакетами. В каждой палатке трое: врач-хирург, фельдшер и медицинская сестра.

Чем дальше на запад двигались войска, тем ожесточённее становилось сопротивление противника. Третьи сутки шел кровопролитный бой. Редели передовые цепи пехоты. Не иссякал поток раненых. Одни, тяжело опираясь на палки, ковыляли, других сандружинницы приносили на носилках, везли на волокушах, перекинув через плечо ремень.

Перевязать, обогреть, сделать укол, успокоить — значит, спасти. Некогда присесть, пообедать, подумать о себе. Хирург подбадривал:

— Не спешите, делайте все основательно, от вас зависит жизнь бойцов, — и не отходил от операционного стола.

Каждая делала столько, на сколько хватало сил. Работали без отдыха. Выручала молодость. Только когда ненадолго поток раненых иссякал, тут же засыпали.

Привезли раненого солдата, охваченного ещё горячкой боя. Только сделали перевязку, он соскочил с койки — и к выходу.

— Куда ты?

— туда, — в сторону передовой.

— Ложись, своё отвоевал.

— Кто там меня заменит?

И только окрик доктора остановил бойца.

Привезли раненого артиллериста. С трудом подняли с плащ-палатки и положили на операционный стол. Тяжелое осколочное ранение. Он не верил в возможность своей смерти, терпеливо переносил боль и пытался шутить:

— Нам бы только Кёнигсберг взять, а там, глядишь, и до Берлина рукой подать. А там и по домам — невесты заждались.

Умер он на операционном столе.

Легкораненых оставляли в лагере, но чаще после перевязки они возвращались в полк. Тяжёлых отправляли в медсанбат на специально оборудованных телегах с надувными колесами, под покровом ночи.

Медсанбат размещался километрах в пяти от санитарной роты. На коротком перегоне много случалось неожиданностей, потому и врезалась она в память.

К исходу третьих суток боев в палаточном лагере скопилось много тяжелораненых. Их надо было переправить. На телеге устроили тюфяки из еловых веток, накрыли брезентом. Сопровождать поручили Клаве. Ночь. Дождь со снегом. Грохот.

Сначала дорога шла густым лесом. Кругом воронки, израненные деревья, брошенная техника. Немцев отогнали, да кто знает.

В полной темноте подвода двигалась по-черепашьи. Над головами летят снаряды, позади пожар. Ухабы, ямы… Грохот боя то нарастал, то утихал. Клава слезла с телеги. Один из раненых смотрел на нее безмолвно и напряженно.

— Попить хочешь? Пей, это поможет, — говорила с подчеркнутым спокойствием.

— Трогай, — двинулись дальше.

Ездовой всю дорогу молчал. Возникло ощущение, что этот пожилой человек проклинает в душе дорогу, бессонную ночь и её, Клаву, словно она в чем-то виновата.

Шла рядом с телегой. Подвода пересекала поле, обезображенное воронками. Моросило. Здесь недавно шел бой — разбитые танки, искалеченные орудия, раздавленные повозки, трупы и запах гари. Подвода накренилась и заскользила в воронку.  Санитар бросил вожжи, соскочил в воронку, залитую водой и подпёр телегу плечом.

— Кажется, влипли. Помогай… Ну, ещё раз!

Телега остановилась, санитар подвинулся:

— Садись, ноги, поди, сбила. Недалеко теперь.

Впереди чернели дома. Тьма, только вспышки от залпов «катюш».

— Как доехали? — спросила сестра, принимавшая раненых.

— Нормально.

Трое раненых спали. Четвёртый отозвался:

— Спасибо, сестрёнка.

— Поправляйся, — помахала рукой.

Кажется, ничем не отличилась на войне Клава Бисерова, никаких подвигов не совершила, как и прочие медики. Всё сделанное ими на войне они искренне считали для себя естественной нормой поведения в дни испытаний, даже когда подвергались смертельной опасности. Не всем довелось дожить до дня победы. Клаве повезло, она дожила. Вернулась она в Златоуст, вышла замуж, стала Клавдией Колобовой.

Т. Коломникова, журналист.

Из книги «Златоуст — фронту», 1-е изд., 2000 г.

Колобова (Бисерова) Клавдия Николаевна, 1925 г. р., призвана Златоустовским ГВК 28.10.1944 г. Младший лейтенант. Умерла в Златоусте 20.03.2009 г.

Златоустовская Книга Памяти.