В военном небе - Человек из легенды
Пожелтевший листок фронтовой газеты от 23 июля 1942 года. Скупые строчки рассказывают:
«Советский самолёт был подожжён огнём зенитной артиллерии противника. Пламя все больше распространялось, обжигая лица отважных лётчиков, машина теряла управление. Гибель была неизбежной. Тогда лётчик Дивиченко принимает решение. С бреющего полета он направляет горящий самолёт в проходившую по дороге колонну автоцистерн с горючим. Взрыв потряс воздух. Немцы дорого заплатили за жизнь четверых советских патриотов. Родина никогда не забудет имена героев-комсомольцев лётчика Дивиченко, штурмана Журавлёва, стрелка-радиста Мысикова, воздушного стрелка Ежова, отдавших свою светлую жизнь во имя победы над озверелыми гитлеровскими оккупантами».
А вот что сообщало Совинформбюро о боевых делах Дивиченко и его товарищей, повторивших подвиг Гастелло.
«При налете на аэродром противника самолёт был подбит огнем артиллерии и одновременно атакован истребителями. Десять самолётов было уничтожено нашими лётчиками при налете на этот аэродром».
Армейские газеты пестрели заголовками: «Бессмертный подвиг лётчиков Дивиченко, Журавлёва, Мысикова и Ежова», «Их имена Родина никогда не забудет», «Огненный таран четырех смелых», «Подвиг четырех комсомольцев».
Вскоре стало известно, что во время тарана погиб лишь стрелок Ежов, а остальные члены мужественного экипажа остались в живых. Об этом легендарном подвиге лётчиков-комсомольцев рассказала в передовой статье «Комсомольская правда» от 7 августа 1942 года. В ней есть такие строки:
«Когда-нибудь об этом подвиге народ сложит легенды, и они будут жить долгие века, как живут в народе былины о русских богатырях. Словно символ великой стойкости предстанет этот подвиг перед нашими внуками и будет вечно напоминать потомкам: учитесь у них».
Узнали об этом подвиге и в Златоусте. Ведь штурман Владимир Журавлёв жил и учился в Златоусте, здесь, как в шутку говорит он, более сорока лет назад началась его «лётная карьера».
— До 1932 года я с родителями жил в Златоусте,— рассказывает Владимир Журавлёв, ныне заслуженный штурман-испытатель СССР.
— Мне было одиннадцать лет, когда энтузиасты «летного дела» восстанавливали где-то раздобытый старинный биплан «Авро», и я, горевший желанием полетать, решил помочь им. Достал крылья и хвостовое оперение дореволюционного «Фармана», которые валялись на чердаке бани. После продолжительных наших трудов и стараний «Авро» был готов. Мне разрешили участвовать в рулёжке на пруду (это было зимой), во второй кабине. Летать нам, конечно, категорически запретили, но позже мы все же полетели и… наш самолёт разбился. Высота была небольшая и «лётчики» (в том числе и я) отделались испугом и легкими травмами. Вот таков был финал моей первой попытки летать.
* * *
Началась Великая Отечественная война. Журавлёва направили на тыловой аэродром, где лётчики обучались управлению авиационной техникой. Николай Дивиченко, командир экипажа, оказался хорошим боевым товарищем.
— Мы должны так владеть техникой, чтобы в любой обстановке выходить победителями из боя,— часто повторял он.
… Наконец, пришёл долгожданный приказ. С аэродрома тяжело поднимаются бомбардировщики. В воздухе и экипаж Дивиченко. Штурман Журавлёв прокладывает боевой курс к цели.
— Пересекли линию фронта! — доложил он.
— Открыть люки! Приготовиться! — послышалось в наушниках. Это командует штурман группы лейтенант Дымо. От ведущего самолёта отрывается бомба и стремительно несется вниз. Преодолев волнение, Владимир тоже открывает люки, сбрасывает бомбы.
— Прямое попадание!
На следующий день получено новое задание.
— Обнаружен аэродром «мессершмиттов» — сказал командир дивизии Антошкин.— Аэродром хорошо охраняется зенитной артиллерией и самолётами. Первым к аэродрому пойдет звено младшего лейтенанта Минеева. Чтобы отвлечь внимание гитлеровцев, машины пойдут до цели на малой высоте.
К взлёту всё готово. Экипажи воздушных кораблей выстроены возле машин.
— Вы получили очень ответственное задание,— обратился к лётчикам комиссар полка Черноусов. — Прорваться к аэродрому и уничтожить его, показать пример всему полку, что для комсомольцев нет преград, когда дело идёт о свободе нашего народа, нашей Родины!
Бомбардировщики поднялись в воздух. Наступило утро 21 июля 1942 года.
— Под нами Ольховка! — послышался в наушниках голос младшего лейтенанта Минеева.
— Скоро будет Марьевка,— определил Владимир Журавлёв, делая пометку на карте. — Остались считанные километры.
В условленное время звено лейтенанта Минеева появилось над целью. Немцы, видимо, поняли замысел наших лётчиков. Несколько истребителей погнались за советскими самолётами, а остальные остались охранять аэродром.
— Подходим к Марьевке! — известил Журавлёв. Рядом, за бортом, послышался хлопок взрыва зенитного снаряда. Потом ещё и ещё… Вспыхнул самолёт Минеева: прямое попадание.
— Прорвемся, хлопцы!—услышал Журавлёв в наушниках шлемофона голос своего командира.
— Нас атакуют истребители!—сообщил радист Мысиков.
Два «мессершмитта» неслись на советский бомбардировщик. Забил пулемёт. Это радист Мысиков открыл огонь по немецким истребителям. И вдруг левое крыло краснозвездного самолёта вспыхнуло ярким пламенем.
— Сколько до цели? — спросил Дивиченко у Журавлёва.
— Восемь километров.
— Выводи точно на стоянки! — голос Дивиченко был спокойным.— Погибать — так и врагам не жить! — решительно сказал он.
Журавлёв сбросил верхний аварийный люк и переложил карту из планшета за ворот гимнастерки. Потом стал освобождаться от подвесной системы парашюта.
— Выходим на цель,— крикнул он и открыл бомболюки.
Смертоносный груз оторвался от самолёта и стремительно полетел вниз. Немецкий аэродром был забит самолётами. Сверху они казались игрушечными. «Мессершмитты» стояли плотно друг к другу, в несколько рядов.
Мысиков и Ежов не отрывались от пулемётов. А пламя уже охватило всю машину…
— Ребята! — крикнул Мысиков — Ежов убит. Я горю! Продолжаю огонь!
Судорожно хватая воздух, Журавлёв продолжал бомбить аэродром. Сжимая штурвал, Дивиченко пристально всматривался в какую-то точку на земле.
— Хлопцы! — голос его сорвался. — Тараню-ю… Машина резко теряла высоту. Метались в угаре гитлеровцы: прямо на них летела огненная лава.
— Коля! — крикнул Журавлёв. — Бросаю последние две бомбы. Прощай, дружище!
Дивиченко не слышал его слов. Он видел стремительно приближающиеся верхушки деревьев. Видел дорогу, по которой только что подошли к аэродрому бензовозы.
У самой земли от горящего самолёта отрываются ещё две бомбы. Страшный взрыв потряс землю. Это рвались машины с горючим. Мощная взрывная волна подбросила горящий бомбардировщик и, словно щепку, выбросила за аэродром. Самолёт пробороздил по вершинам деревьев и, ломая крылья, свалился в овраг.
Сильный треск горящего металла привел Журавлёва в чувство. С большим трудом он открыл глаза. Долго не мог сообразить, что с ним произошло. Попробовал пошевелиться — страшная боль резанула поясницу. Превозмогая её, отстегнул привязные ремни и вывалился из самолёта. «Земля! Неужели жив? Что с командиром?»
Кабина Дивиченко была открыта. Журавлёв подполз к ней и увидел командира. Дивиченко неподвижно висел на привязных ремнях. Руки по-прежнему сжимали штурвал самолёта. Лицо было залито кровью.
— Жив, Коля! — обрадовался Журавлёв. Он ножом перерезал ремни и помог командиру выбраться на землю.
Из поврежденного ударом фюзеляжа сквозь дым показался радист Мысиков. Он бросился на траву и стал кататься, чтобы погасить пламя на одежде.
— Братцы! Победа! — Мысиков стал обнимать Журавлёва, потом Дивиченко. За деревьями на аэродроме пылало зарево пожарища.
— Уходить надо. Понимаете, уходить, — торопился Журавлёв. — Каждую минуту здесь могут появиться немцы. Они обязательно будут искать наш самолёт.
Едва успели лётчики скрыться в кустарнике, как прыгая на ухабах, к советскому бомбардировщику уже мчался немецкий мотоцикл.
— Без команды не стрелять, — предупредил Дивиченко, — патроны беречь!
Мотоцикл остановился. С автоматами в руках немцы бросились к самолёту. Они увидели погибшего Ежова.
— Теперь нас бросятся разыскивать, — произнес Мысиков.
Но немцы повернули обратно.
Лётчики осторожно спустились в овраг и заползли под мост через речушку. Владимир Журавлёв развернул карту, достал маленький компас.
— До линии фронта километров сто двадцать…
— Ничего, пробьемся, — с надеждой в голосе сказал Дивиченко. — Мы должны жить, чтобы умирали фашисты.
Когда лётчики выбрались из оврага, они увидели неподалеку деревушку с единственной улицей. На краю деревни стояла зеленая немецкая автомашина и гусеничный тягач.
— Если деревушка занята противником, то где же он? Улица пустынна, — рассуждал вслух Журавлёв. — Выход один: надо пробраться в деревню и переодеться. Пусть даже в деревне немцы. Но там есть наши, советские люди. Они помогут.
— Рискованно…
— И все же надо идти, — настойчиво заключил штурман. — Разрешите мне. Запомните: если в деревне немцы, я махну левой рукой, если их нет — правой.
До деревни Журавлёв добирался осторожно, до боли в глазах всматривался в улицу, вслушивался в каждый шорох. Вот и огороды. Журавлёв перелез через прясло и пошел к хате. На крыльце, спиной к нему, стояла женщина. Услышав шаги, она обернулась и присела от неожиданности.
— Не бойтесь, мама! Я — русский. Лётчик. Немцы в деревне есть?
— Нет, сейчас нет,— ответила она, оправившись от испуга. Владимир пошел следом за женщиной в хату.
— Гостя вот привела, — сказала женщина мужу. — Наш лётчик.
— Милости просим! — поздоровался хозяин. — Откуда бог послал?
— Чуть ли не с того света, отец, — отшутился Журавлёв.
— Это ваша работа? — спросил хозяин, кивнув на окно, где не утихало зарево пожарища.
— Наша, — тихо ответил Журавлёв.
— Молодцы, доброе дело сделали! А тебя, видно, сбили?
— Не один я. Трое нас.
И вот уже все трое сидят за столом.
— Придется вам крестьянскую одежду примерять, — говорит хозяин. — Сейчас отдыхайте, а я схожу к дружкам. Что-нибудь раздобудем!
— Отдыхать некогда, отец, — запротивился Дивиченко. — Спасибо за помощь.
— Жена! Приготовь ребятам на дорогу хлеба да картошки. Собери все, что есть. А это, — обратился он к лётчикам, — надевайте, — и протянул пару брюк и рубах. — Мало? — И он стал снимать с себя одежду.
— Спасибо, папаша! — сказал Журавлёв, крепко сжимая руку хозяина. — Живы останемся, напишем. Как звать-то?
— Иван, — ответил тот, — Иван Гус. А деревня наша Копани. Кончится война, так и пиши: Копани, Ивану Гусу.
… Рассвет застал лётчиков в мелколесье. Они лежали в зарослях шиповника. Справа, по лесной дороге, то и дело проносились машины и мотоциклы с гитлеровцами. Слева доносился лай собак.
— Кажется, влипли, — произнес Николай Дивиченко. — Наверняка немецкие овчарки напали на наш след.
— До линии фронта километров двадцать пять, — подсчитал Журавлёв. — Идти будет особенно трудно.
— Выход один, — вдруг сказал Николай Дивиченко.— Вон на пригорке стоит деревушка. Нужно успеть добраться до нее.
— Но ведь там немцы.
— Нарвем травы, — произнес Дивиченко, — и с вязанками войдем в деревню. Фашисты посчитают нас за местных жителей.
… На длинной улице деревни было оживленно. Немцы возились у автомашин и танков, чистили оружие. Маленькая площадка у колодца превратилась в парикмахерскую. Раздевшись по пояс, немцы намыливали головы, брили щетины. Редко подходили женщины, молча набирали воду и уходили под циничный хохот гитлеровцев.
А посередине улицы шли советские лётчики. Они несли на плечах вязанки душистой травы. За пазухой у каждого — пистолеты. Каждый из них был готов к бою, каждый из них дорого бы отдал свою жизнь, Журавлёв замедлил шаг. Справа, из здания — вероятно, здесь раньше была школа, — слышались голоса. На высоком крыльце стояли два солдата с автоматами на перевес.
— Видно, здесь размещается штаб, — шепнул Владимир товарищам. — За нами наблюдают. Не обращайте внимания.
Часовые подозрительно осматривали трех крестьян с вязанками травы. У забора Владимир Журавлёв заметил женщин. Они сидели на сбитом телеграфном столбе. Журавлёв подошел к ним, бросил вязанку.
— Милые, не пугайтесь! — тихо попросил он, присаживаясь. — Делайте вид, что знаете нас.
И тут произошло неожиданное. Одна из женщин сорвалась с места и набросилась с кулаками на Журавлёва:
— Где это тебя черти носят! С утра ушёл и как в воду канул. А дома крыша совсем развалилась. Журавлёв виновато переносил тумаки.
— Да отстань ты, окаянная! — вяло отмахивался он.— Вот привязалась.
Он выскочил на дорогу, где его поджидали товарищи. Часовые у штаба успокоились. Они решили, что подозрительные мужики — из этой деревушки. Журавлёв подошел к колодцу, наклонил ладью и долго пил. Это вконец рассеяло подозрение немцев.
И вот они снова идут, путаясь в колючих кустах, скрываясь в высокой траве.
— Подходим к линии фронта! — определил Журавлёв.
— Стойте! — остановил Николай Мысиков. — Слышите? Вода! Это Дон!
Лётчики остановились. Кругом стояла томительная тишина. Мысиков первым бросился на пригорок. Друзья побежали следом за ним. Вот они уже спустились с крутого берега, залезли выше колен в воду и с жадностью пили её, наслаждаясь прохладой. И вдруг забил немецкий пулемёт. Лётчики бросились в воду. Они были уже на середине реки, когда с нашего берега по немцам ударили миномёты и отплыла лодка с двумя солдатами.
— Свои! Свои! Братцы… — радовался Мысиков, хватаясь за борт лодки.
Сильные руки подхватили Дивиченко.
— Спасибо, ребята! Я сам, — улыбался неизвестному солдату Владимир Журавлёв.
Так, на шестые сутки, Дивиченко, Журавлёв и Мысиков перешли линию фронта. Они были среди своих. Им оказали медицинскую помощь и направили в свою часть.
Боевые вылеты продолжались. В суровых боях погиб Николай Дивиченко. Неизвестна судьба радиста-пулемётчика Николая Мысикова. Десять раз уходил от смерти Владимир Журавлёв. Более 150 боевых вылетов сделал он во время Великой Отечественной войны.
А. Михеев.
Из книги «Златоуст — фронту», 1-е изд., 2000 г.
Журавлёв Владимир Владимирович (01.02.1919, Уфа — 27.12.1981, Москва), заслуженный штурман-испытатель СССР (23.09.1961), капитан (1966). Детство провёл в Златоусте, где занимался в аэроклубе, участвовал в постройке биплана. Окончил среднюю школу в городе Свердловск (ныне — Екатеринбург). Работал учителем гимнастики, токарем на Уралмашзаводе. Окончил планерное отделение Свердловского аэроклуба, в 1939 — 1 курс машиностроительного факультета Уральского индустриального института. В РККА с августа 1939. В 1941 окончил 2-е Чкаловское военное авиационное училище штурманов (г. Оренбург). Служил в строевых частях ВВС. Участник Великой Отечественной войны: в сентябре 1941 — штурман экипажа 230-го бомбардировочного авиационного полка (Юго-Западный фронт); в июне—июле 1942 - штурман звена 860-го бомбардировочного авиационного полка (Юго-Западный фронт). Участвовал в оборонительных боях на Украине и на Дону. 10 июля 1942 года экипаж ИЛ-4 (лётчик Н. И. Дивиченко, штурман В. В. Журавлёв, стрелок-радист Н. М. Мысиков, воздушный стрелок Н. Я. Ежов) направил подбитый самолёт на колонну автоцистерн с горючим. При взрыве самолёт отбросило на лес и экипаж остался жив, за исключением Н. Я. Ежова. Все остальные члены экипажа через 7 суток вернулись к своим. В ноябре 1942—марте 1944 Журавлёв — штурман звена 57-го бомбардировочного авиационного полка. Воевал на Сталинградском, Центральном и Белорусском фронтах. Участвовал в обороне Сталинграда, Курской битве, освобождении Белоруссии. Всего совершил 150 боевых вылетов на СБ, Ил-4 и В-3 «Бостон». За время войны был трижды сбит, два раза спасся на парашюте. В 1944—1945 — штурман звена 233-й и 232-й отдельных авиаэскадрилий связи (Московский ВО). С марта 1946 — в запасе. С июля 1945 по июль 1946 — штурман-испытатель НИИ-1. Участвовал в испытаниях реактивных двигателей на Ту-2ЛЛ. С июля 1946 по февраль 1963 — штурманиспытатель авиазавода №23 (г. Москва). Испытывал серийные Ту-2 (1946—1948), Ту-4 (1949—1953), М-4 (1954—1959), 3М (1956—1960), Ми-6 (1960-1963) и их модификаций. С февраля 1963 по январь 1976 — штурман-испытатель ОКБ М. Л. Миля. Участвовал в первом вылете (10.07.1968) и испытаниях В-12. Участвовал в испытаниях Ми-6, Ми-8, Ми-10, Ми-10К и других вертолётов. Участвовал в установлении 9 мировых авиационных рекордов: в 1965 — рекорда грузоподъёмности на вертолёте Ми-10Р, в 1969 — 8 рекордов грузоподъёмности на вертолёте В-12. Жил в Москве. После выхода на пенсию работал лаборантом в техникуме при заводе имени М. В. Хруничева. Награждён орденами Красного Знамени (9.08.1942), Отечественной войны 2-й степени (10.02.1943), «Знак Почёта» (25.05.1957), медалями. Похоронен в Москве, на Химкинском кладбище.
По материалам сайта «Энциклопедия испытателей».